БьякуШухеями я глючила долго (вместе с Анель), но нигде этого пейринга не было (вдохновляться нечем, кроме пары картинок), пока Анель не выложила свой фик. после этого не написать по этой теме я уже не могла (вот она, аффтарская солидарность ). НЦы не получилось.
Тайна, известная всем (вторая редакция)
автор: orocchan
бета: NoFace
Фандом: Блич
Пейринг: Бьякуя/Шухей, романтика, АУ
Рейтинг: R
Объем: 4 240 слов
читать сюда
Его новый лейтенант молча раскладывал документы по папкам, не заметив, как капитан появился на пороге кабинета. Знакомы они почти не были, а первое впечатление сложилось не слишком приятное.
Вид у него был диковатый: черные взъерошенные волосы на затылке, три глубоких шрама рассекали правую сторону лица от брови до самого подбородка; на левой щеке метка, словно позорное клеймо ― 69 район, колония для особо опасных преступников. Слишком молод для уголовника, ― возможно, по ошибке определили, или, как большинство руконгайских голодранцев, попал туда за воровство. Интересно, как ему удалось вырваться из тюрьмы, и почему не побоялись принять в Академию бывшего заключенного? Рейацу понравилась? Мощная. Колючая. Когда приходил за подписью на приказ о назначении, стоял у стола, чуть сгорбившись, смотрел в пол, избегая прямого взгляда, и голос был тяжелый и угрюмый, как и рейацу:
― Хисаги. Шухей. Подпишите.. здесь и здесь, ― подумал и добавил, ― Тайчо.
Странный.. Рукава косоде оборваны ― не знает, что это значит для самурая, или знает и пытается выделиться?.. Говорили, что раньше был красавец, но шрамы все испортили, и что у него подружка погибла в Академии.. А может, и не подружка, и, может, рукава не просто так ободрал ― в любом случае, Бьякуя спросить о таком не мог и не был уверен, что хочет знать.
Впрочем, рекомендации от профессоров и офицеров его прежнего, восьмого отряда поступили хорошие ― молодой, способный, исполнительный. Собственно, вот и доказательство ― в первый день работы примчался раньше капитана и разобрал кипу документов. Да и Бьякуе было не выбирать ― он был капитаном шестого отряда только три года, а недавно руководство Готея вспомнило, что у него нет помощника ― и Хисаги Шухей стал его первым лейтенантом.
Бьякуя одернул ворот капитанской хаори; после смерти жены его сделали главой клана, потом у него появилась сестра, а уже потом пришло повышение по службе, и, только разобравшись с семейными и служебными делами, он начал понимать, что значило быть капитаном в Готее... Хотя мало кто понимал сразу. Ичимару Гин, например, продолжал буянить и бегать от лейтенанта, который достался ему по наследству, и наблюдался чаще не на рабочем месте, а в кабаках или в казармах пятого, где раньше лейтенантствовал. По привычке... или забыл там что?
Бьякуя положил руку на рукоять Сенбондзакуры.
― Хисаги-фукутайчо, ― позвал он с порога. ― С остальными документами я разберусь сам. Постройте отряд и выдайте командировки на грунт, и принесите мне на подпись.
Хисаги Шухей обернулся и, молча поклонившись, оправился выполнять. Вблизи от него пахло костром и лесом. Бьякуя отступил, пропуская его на веранду, и почему-то подумал, что ему достался в лейтенанты дикарь-отшельник.
Шухей вышел из кабинета и вдохнул полной грудью. В присутствии капитана дыхание перехватывало от запаха цветов. Что же за капитан у него... и пахнет не как все... Рядом с ним Шухей чувствовал себя нечесаным и немытым бродягой.
Капитана и лейтенанта шестого отряда связывали только дела ― общих интересов у них не было, и со стороны казалось, будто друг к другу они испытывают вежливое безразличие. Вежливое ― чтобы не мешать друг другу жить, а за безразличием таилась взаимная неприязнь. Слишком разными были бывший заключенный и утонченный сейрейтейский аристократ. Бьякуя списывал все неловкие взгляды, что тайно бросал на него неразговорчивый лейтенант, на отсутствие воспитания. Ничего не поделаешь, в Готее было полно руконгайцев. Бьякуя смирился ― этот вроде был трудолюбивый и спокойный, и аристократ решил, что работать с Хисаги можно.
Весь Готей дивился на них. Хотя они смотрелись вместе дико, работа у них ладилась. Между ними словно существовал некий "пакт о ненападении" ― Бьякуя не придирался к внешнему виду подчиненного и его ночным вылазкам (в бар? к подружкам?), а в ответ Шухей старался быть вежливым и тактичным, хотя Бьякуя и считал, что старший офицер выглядит, как разбойник, и смотрит подчас на всех волком. Что странно ― поклонниц у Шухея прибывало, но он не обращал на них внимания.
Какое-то время спустя, приглядевшись, Бьякуя решил, что глаза все же у него были красивые ― черные, жгучие. Кучики часто исподтишка разглядывал своего лейтенанта, привыкая к его шрамам. Шухей тоже задерживал взгляд на изящных и аристократически белых, словно мраморные, руках с длинными пальцами, так непохожих на его собственные.
В Готее среди капитанов ходило то ли поверье, то ли присказка, что самый первый лейтенант ― это как первая любовь, ― не забывается и никогда не проходит. Бьякуя считал это предрассудком, и не принимал такие разговоры всерьез.. Тем более, что у него недавно умерла жена, а вместе с ней умерла и его первая любовь.
Но все же... поверье на пустом месте не возникает.
Однажды Бьякуя и Шухей были в центральном Сейрейтее по служебным делам, и на главной торговой улице встретили подвипившего ― видимо, в отгуле.. а скорее, самоволке, ― капитана Ичимару Гина.
― О! ― Гин радостно воскликнул через дорогу, остановился и направил на них свой острый палец, ― Какой сюрприз! ― на них начали оглядываться. ― Это же наши Красавица и Чудовище!! Пойдем, выпьем, а? Отличный денек...
Шухей напрягся, но смолчал, Бьякуя попытался спокойно продолжить путь, но Гин не унимался. Он увязался за ними по другой стороне дороги.
― Да вы посмотрите, какие мы нежные! Не хотят даже поприветствовать старого приятеля. Впрочем, зачем знати какой-то я... А эта меченая дворняжка зачем? Хисаги, а, Хисаги. Смотри, какой ты неаккуратный. У капитана подол в пыли... Ну-ка стряхни! И где же вы успели так вываляться, капита~н шестого отряда?.. Хотя, зная вашу страсть к оборванкам, могу предположить, в каком овраге...
― Хисаги-фукутайчо, ― отчеканил Бьякуя твердым голосом, видя, как дернулась к зампакуто рука его лейтенанта, ― Отставить.
― Хисаги-фу-ку-тай-чоо! Что ж ты не бережешь свою красавицу-то? Чудище грязное, лохматое, ты же с нее должен пылинки сдувать, глаз не сводить. Хотя ты и так... ― Гин противно хохотнул, и продолжил орать через дорогу, ― Кучики Бьякуя! Заявляю! Ваш лейтенант ― влюбленный дурак! А вы! Ид...
Он не успел договорить, так как Шухей одним шагом шунпо оказался рядом с ним.
― Вы издеваетесь? Немедленно извинитесь перед моим капитаном, ― потребовал он, взявшись за зампакуто. От ярости перед глазами у Шухея потемнело, он даже забыл, кто спас его от пустых в Академии.
― Милейший, ― расплылся в улыбке Гин, ― я с вами драться не стану, ― он развел руками, показывая, что зампакуто при нем нет, и что он вообще не в форме, а в какой-то синей домашней юкате. ― Так что засуньте ваши обиды..
Бьякуя схватил за плечо дернувшегося было Шухея.
― Лейтенант, не надо. Ичимару, ты бы проспался. И.. что это за вид?
― А если у меня день рождения? ― тощая рука ухватилась за рукав Бьякуи, и Гин сделал попытку притянуть его поближе, ― Так как насчет пропустить за меня пару стаканчиков, о великий глава благородного дома Кучики, свет очей моих... выпьешь за меня? за меня, который не достоин даже лизать пыль с твоих стопов.. спеней... да хрен с ними... в-общем, носков.
На спектакль сбежалась посмотреть вся улица. Обыватели благоразумно держались подальше, не желая становится жертвами возможной потасовки. Но Бьякуя считал ниже своего достоинства поддаваться на провокации Ичимару Гина. Он стряхнул повисшего на нем капитана третьего отряда и молча пошел прочь, сделав знак помощнику следовать за ним.
― Не обращай внимания, Шухей, ― Бьякуя обнаружил, что в первый раз назвал лейтенанта по имени, ― На дураков не обижаются.
Возвращаясь с задания вечером того же дня, они решили перекусить в таверне. Идею подал Шухей, а Бьякуя отчего-то согласился ― ему стало любопытно, что же за закусочные посещает его лейтенант. Признаться, инцидент с Гином заставил его пересмотреть свое мнение о Шухее ― пусть он обычно был спокоен, как скала, но за капитана чуть не бросился в драку. Хотелось узнать о нем побольше.
Заведение оказалось скромным и маленьким, но чистым и не особо людным. Они смогли уединиться в дальнем углу за большим деревянным столом, и миловидная девчушка принесла им большое блюдо с заказанными такояки. Шухей взял пива, а Бьякуя ограничился чаем из простой глиняной кружки с кривыми иероглифами. Хисаги смущенно отхлебнул и посмотрел на капитана пронзительными черными глазами. Бьякуя сделал вид, что совсем не возражает против того, чтобы есть немытыми руками, и подхватил одну палочку с нанизанными на ней осьминожками.
― Я и правда не красавец, ― вдруг сказал Шухей, проглотив еду жадно, не жуя, (как голодный волк, отметил про себя Бьякуя) и залив ее пивом. Он машинально провел пальцем по своим шрамам, словно проверяя, не исчезли ли они.
Вот оно что. Вот что не дает ему покоя. Стесняется уродства? Бьякуя задумался. Он давно привык к Шухею и не замечал ни шрамы, ни метку.
― Судить только по внешнему виду ― дурной тон, ― откликнулся Бьякуя. ― Я не думал, что тебя так заденут слова Ичимару.
― Про меня он может говорить, что угодно, ― Шухей нахмурился, ― а издеваться над вами я никому не позволю...
Среди лейтенантов тоже есть поверье, что первый капитан ― как первая любовь. Шухей, как и Бьякуя, не хотел и слышать об этом. Нет, дух в присутствии капитана захватывало, но он-то думал, виновата рейацу... потом привыкнет. Да и не на одного него Кучики Бьякуя производил такое впечатление.. Но вот незадача ― издевка Гина словно прутом хлестнула по груди, оставив на губах неприятный вкус сдерживаемого крика. Зачем он вот так ― на всю улицу ― про Бьякую... Будто тот виноват, что ему такой лейтенант достался... Ненормальный лейтенант, который с него глаз не сводит.
― Я ему это еще припомню, ― пробормотал он невнятно.
Бьякуя опустил глаза, улыбаясь про себя неизвестно чему.
Отношения между капитаном и лейтенантом шестого отряда неуловимо изменились. Бьякуя начал вежливо интересоваться, как поживает Шухей (теперь он называл его по имени), а Хисаги больше не замыкался в себе, склонившись над документами, и атмосфера в кабинете не напоминала затишье перед бурей. Работа горела в руках толкового лейтенанта, что являлось поводом тихой гордости для уважающего порядок и рвение капитана. Многие начали завистливо вздыхать в сторону шестого отряда, который за несколько месяцев занял негласное первое место в Готее по отчетности.
Шухей и Бьякуя часто засиживались на работе. Шухей не успел обзавестись закадычными друзьями в Готее, а Бьякуя не спешил в свой огромный и, казалось, опустевший после смерти жены дом (Рукия все же не могла заменить ему Хисану), поэтому они довольствовались компанией друг друга.
― Кучики-тайчо, ― голос Хисаги прервал шелест перекладываемых свитков, ― Капитан девятого отряда предложил мне перейти к нему. Он слеп, а его помощник часто болеет, и.. Он сказал, что ему нужен человек, способный выполнять работу за двоих... Кажется, он считает, что я могу стать его лейтенантом.
Бьякуя посмотрел в темное окно. Досадно. Он не хотел отпускать Шухея, но в то же время чувствовал, что не имеет права вмешиваться, если Хисаги задумал уйти...
― Тосен-тайчо.. Да, я слышал, что в девятом отряде дела плохи. Ты хочешь перевестись?
― Боюсь, мои желания здесь не в счет. Тосен-тайчо обещал поднять этот вопрос на капитанском собрании...
― Если ты предпочтешь остаться в моем отряде, я тебя не отпущу, ― вырвалось у Бьякуи. ― Я постараюсь что-нибудь сделать.
Проблемы бы не было, если бы в Готее решения принимал Совет, а не сотайчо. Совету неважно, есть ли у конкретного капитана способный лейтенант, и совсем не интересно, что конкретный капитан слеп, и отсюда у него нелады с документацией. Для Ямамото же каждый капитан был как сын родной. И если Тосен придет и скажет, что ему нужен Хисаги, то Хисаги ему отдадут ― хотя бы потому что Тосен был капитаном дольше Кучики Бьякуи... и потому что за больным ребенком ухода больше, чем за здоровым.
А что думает сам Шухей, Ямамото интересовать не будет. Его не спрашивали, когда сделали лейтенантом шестого, и сейчас не спросят. Приказ есть приказ.
Обещать было легко, но где найти серьезные доводы, чтобы убедить Ямамото-сотайчо оставить Хисаги? С его стороны это будет чистый эгоизм ― с документацией шестого отряда он может справиться и сам, да и нового лейтенанта обучить не так уж сложно, с кучиковской-то страстью к порядку, а вот найти хорошего помощника Тосену действительно нелегко, поэтому на его твердое "нет" у сотайчо найдется тысяча аргументов в защиту слепого.. Решать вопрос с помощью дуэли между ним и Тосеном за обладание Хисаги.. нет, над ним будет смеяться весь Сейрейтей, да и Шухею это испортит репутацию.
Он не хотел проигрывать.
Бьякуя понимал, что слепой вызовет всеобщее сочувствие (особенно, если будет давить на жалость), а вот молодого и испорченного властью и деньгами аристократа, только что занявшего пост капитана (злые языки поговаривали, что капитаном он стал благодаря своему положению), скорее всего, осудят. Единственное, что он мог ― это оттянуть срок перевода Хисаги.
На следующем же собрании капитан девятого отряда попросил Кучики уступить ему лейтенанта. Бьякуя молчал, особенно не прислушиваясь к его проникновенной речи ― и так знал, что тот пытается воззвать к справедливости. Естественно, его поддержали все.. кроме Ичимару Гина. Ичимару возмущался ― хотя, "возмущался" не то слово, скорее, паясничал и ломал комедию.
Айзен-тайчо устало поправил на носу очки. Видимо, он хорошо знал, насколько скандальным может быть его бывший лейтенант. Наверное, сейчас радуется, что избавился от него. А вот тот, напротив, не горел желанием расставаться с пятым отрядом, и до сих пор злится, что пришлось, судя по тому, насколько испортились отношения между ним и Айзеном.
― Вот так просто забрать чужого лейтенанта, а?! ― Ичимару топал ногой, наступая на таби стоящего рядом Комамуры.
― Но, Ичимару, подумай ― Канаме нелегко справляться с документами, а этот Хисаги вроде способный малый, ― героически пыхтел тот, пытаясь защитить своего слепого друга.
― А если у меня будет прилежный лейтенантик, его тоже заберут? ― ввернул Гин, ― Своих воспитывать лень, да? Наших красавицу и чудовище разлучать нельзя, это бес-сер-де-чно!
― Ичимару, ― Бьякуя остановил разбушевавшегося капитана. ― Перестань. Я согласен с Тосеном-тайчо. Я передам Хисаги Шухея под ваше руководство. Прошу одного ― мне нужно время, чтобы найти ему замену. Это во-первых. Во-вторых, это мой первый лейтенант, и он не прослужил в шестом отряде и года. Если вы заберете его сейчас, то у меня появится нехорошая репутация, пойдут слухи, будто бы мой лейтенант от меня сбежал. Согласитесь, это неприятно для любого капитана, тем более, если этот капитан сам только недавно заступил на пост. Поэтому я попрошу оставить мне Хисаги еще на год.
― Бьякуя прав, ― Укитаке закашлялся, ― Хисаги много не знает. Пусть пока побудет в шестом отряде. Ямамото протестующе крякнул, но на помощь другу пришел Кёраку, и сотайчо ничего не смог возразить.
...Итак, год он выиграл. Ичимару после собрания подошел с предложением пойти напиться по этому поводу ― "зови своего волчонка, посмотрим, как он умеет пить" ― но Бьякуя не желал иметь ничего общего с подхалимом (по-другому он не мог воспринимать помощь Гина), и помнил, что Хисаги его не любит, поэтому сухо поблагодарил его за "поддержку" на собрании и удалился с гордым видом.
Шухей ждал за углом. Бьякуя кивнул ему и объявил о решении Ямамото-сотайчо. Он еще никогда не видел, чтобы Шухей так радостно улыбался.
За год они сблизились. Какое-то расстояние между ними сохранилось ― такие расстояния быстро не преодолеть ― но они стали больше доверять друг другу. Бьякуя разрешал Шухею пропускать пару дней работы по личным делам. Похоже, Шухей начал привыкать к жизни в Готее, а, может, затягивались душевные раны после того несчастного случая в Академии, ― во всяком случае, он обзавелся друзьями и перестал быть волком-одиночкой. К Бьякуе Шухей относился теперь не подчеркнуто-вежливо, а, насколько позволяло звание, дружелюбно. Он притащил ему подарок на Новый год ― огромную бутыль сакэ из самого известного в Сейрейтее магазина, которая стоила ползарплаты лейтенанта, и которую они распили уже на Дне рождения Бьякуи в конце января, прямо в кабинете, засидевшись до двух часов ночи.
Пьяный Хисаги оказался веселым парнем ― он рассказывал студенческие байки и травил пошлые анекдоты. Бьякуя краснел, смотрел в сторону и пытался сделать вид, что ему не смешно, но в итоге не выдерживал и хмыкал в ладонь. Глаза у Хисаги были тоже веселые... и черные, как уголь, и почему-то он смотрел на капитана, не отрываясь; и перед тем, как Бьякуя, одной силой воли удерживая себя на ногах, шагнул за порог, Шухей схватил его за запястье, поднес руку к губам и поцеловал длинные пальцы, все так же, не отрываясь, пронзительно глядя в глаза. Бьякуя от неожиданности и от того, что чуть не потерял равновесие, выдернул руку и отступил. Хисаги сначала подался вперед, чтобы поймать его, но потом что-то его остановило, и он замер на пороге.
― Спасибо за угощение, капитан, ― вымученно улыбнулся Шухей и поклонился. Холодный зимний ветер колыхнул непослушные черные волосы на затылке.
Бьякуя кивнул и направился домой, стараясь не думать о том, что только что произошло.. или предполагалось, что должно произойти. Голые плечи Хисаги какое-то время не давали ему покоя, но он опять же ничего не стал спрашивать, думая, что спьяну может всякое померещиться.
Весной Шухей ушел в девятый отряд. Это была тяжелая весна. Обычно сакура зацветала уже в марте, а из-за холодов первые цветы распустились только в середине апреля. Зимние ветра, нагрянувшие следом за цветением сакуры, оборвали лепестки и оставили одни голые ветви. А потом пошли дожди и сбили оставшиеся цветы. Каждый второй шинигами бегал с насморком, и вместо того, чтобы посылать солдат на грунт, капитаны посылали их в лазарет.
Бьякуе в отсутствие лейтенанта пришлось делать все самому, поскольку его новый помощник, в должности еще не утвержденный, тоже заболел. Ко всему прочему, Рукия подхватила ангину, напавшую на поместье Кучики (кто-то из слуг притащил из Руконгая), и Бьякуя объявил дома карантин и заночевал на неделю в казармах. Поминки Хисаны тоже пришлось отменить.
Он занимался ночным патрулированием в одиночестве. Так, в одну из дождливых ночей на одной из бесчисленных улочек Бьякуя наткнулся на Хисаги. Лейтенант девятого отряда держался за тоскливо мигающий уличный фонарь и нетрезво пошатывался. Бьякуя никак не мог взять в толк, что тот забыл на улице, когда мог безнаказанно напиться в казарме. Тосен-тайчо, по слухам, дал ему полную свободу действий с условием, чтобы работа была выполнена в срок. В девятом отряде все уже считали Хисаги вторым капитаном.
Бьякуя многое передумал за то время, как Шухей покинул отряд. Он скучал. Вспоминал. Взгляды, жесты, слова... тон, которым они были сказаны. И тогда начал понимать, как же Шухей любил его.. Издевки Ичимару. Действительно, Бьякуя был идиот. Не верил, что его любят, убеждал себя, что пустое. Но теперь он не мог отрицать, что тоскует по лейтенанту.
― Хисаги-фукутайчо, ― Бьякуя подумал, что больше не имеет права называть его по имени, ― Уже был дан отбой, вам не следует находиться...
Ветер швырнул ему в лицо холодные струи дождя. Беспомощно замигал желтый фонарь над головой. Хисаги вдруг протянул руку, схватил его за плечо и прижал к груди, пряча от ветра и капель.
― Это вам не следует находиться в такую погоду на улице, Кучики-тайчо, ― хрипло пробормотал Хисаги. ― Вам себя совсем не жалко?
― Я патрулирую улицы.. ― Бьякуя попытался отстраниться, и Шухей позволил ему отступить. Черные глаза, словно черные дыры, притягивали, и Бьякуя уже не видел ни шрамов, ни метки на щеке, ни тонких ручейков, стекающих к подбородку. Он вздохнул и сказал почти ласково, ― Шухей, иди домой. Ты простудишься.
― Я пойду, если только вы пойдете, ― настаивал тот. Его пальцы мяли плечо Бьякуи, было больно, но в то же время тепло.
― Хорошо, ― Бьякуя сжал его запястье и убрал руку с плеча, ― я уже возвращаюсь в казармы...
Шухей вдруг наклонил голову и начал целовать его белые пальцы, согревая своим дыханием.
― Вы замерзли, Кучики-тайчо.
Бьякуя слышал в его голосе другое ― "можно я согрею вас?"
― Я приму ванну и выпью горячий чай, ― он попытался выдернуть руку.
Шухей, хороший, родной Шухей, ну разве он не понимает, что Бьякуя никогда не согласится, никогда не позволит? Если бы он не был главой клана, если бы он не был капитаном, если бы, в конце концов, он не был всегда на виду... Ему не спрятаться от косых взглядов и разговоров. Он не имеет права позорить семью. И есть еще Хисана, перед которой он чувствуют вину даже за мысль о ком-то другом. Ведь любил он ее безумно... Пусть Шухей первый и самый любимый лейтенант, но есть же предел мечтам.
Видимо, Хисаги все еще надеялся, поэтому вместо того, что отпустить, наоборот, притянул Бьякую, обхватил его другой рукой ― сильный какой! ― и спрятал лицо в ворот, целуя шею ненавязчиво, ― Бьякуя вздрогнул, когда почувствовал теплые губы на коже, ― так ненавязчиво целовал, словно готов был отпустить тотчас же, только пожелай. Он не пожелал ― вернее, он не стал просить.
― Я вам так не нравлюсь, Кучики-тайчо? ― выдохнул Шухей в шуме дождя, ― Боитесь моих шрамов.. или этой...
― Перестань, Шухей, ― Бьякуя оттолкнул его и сделал шаг назад, ― Я уже говорил, что шрамы меня не волнуют. Меня так легко не испугать.
Но он был прав ― Бьякуя боялся. Не самого Шухея, а возможных пересудов. Того, что имя Кучики Бьякуи будет звенеть на улицах, и простолюдины скажут, что аристократия предается разврату, и с кем!.. А если аристократ не идеален, то кто же?
Бьякуя боялся и презирал себя за этот страх. Да какая ему разница, о чем болтают в тавернах? Он будет делать так, как считает нужным, а им придется смириться, вот и все. Каприз? Пусть каприз.
Он мягко улыбнулся:
― Тебе не следует мерзнуть под дождем. Следуй за мной.
Бьякуя знал, что поступает опрометчиво, и что после такого предложения Шухею может взбрести в голову невесть что. С другой стороны, на это и был расчет, и он надеялся, что Хисаги поймет правильно.
Он все понял.
Только Бьякуя закрыл за ними дверь своей комнаты в казарме, как Шухей обнял его сзади, снова целуя шею и мокрые волосы.
― Почему? ― он не делал попыток вырваться. ― Шухей, почему я? Чего ты хочешь?
― .. никогда раньше не встречал... таких, как вы, Кучики Бьякуя. Там, где я жил... смешно сказать.. Там таких и быть не могло. Я вас когда увидел, подумал ― ангел, и мне никогда.. даже не прикоснуться.. Ками-сама, какую чушь я несу...
― Ты пьян.
― Да! ― Шухей сокрушенно качнул головой, упираясь лбом в плечо Бьякуи. ― Но я вполне в состоянии...
― Я пойду приму ванну, а ты ложись спать. Поговорим, когда выспишься.
Бьякуя вырвался, быстрым шагом пересек комнатушку и скрылся в ванной. Ему не хватало воздуха. В любви ему признавались часто, в том числе и мужчины. Но чтобы так неуклюже ― в первый раз.
Значит, вот что означала неразговорчивость Хисаги, когда он только заступил на службу. Боялся, что на такого, как он, Кучики даже не взглянет, а если и удостоит, то только презрением. Бьякуя не подозревал раньше, что производит на окружающих такое впечатление.
Когда он вышел из ванной в юкате и без кенсейкана, Шухей уже спал, растелив футон на полу. На стуле висела его мокрая одежда. Волосы слиплись в привычные вихры и топорщились, как вздыбившаяся шерсть. Действительно, волк. Воющий на луну волк.
Бьякуя остановился в замешательстве у окна. Что сейчас? Лечь в одну постель с Хисаги или спать на жестких татами?
Шухей проснулся... или с самого начала притворялся спящим и только и ждал возвращения Бьякуи?.. Он пружинисто поднялся, кутаясь в одеяло, и подошел к застывшему на месте капитану. Он не шатался, словно и не пил весь вечер, только слабый запах алкоголя на дыхании выдавал его.
― Пойдемте в постель, тайчо?
― Пойдем, ― Бьякуя не шелохнулся. По спине пробежали холодные мурашки. Страшно. А Шухею, похоже, не впервой. К чему-то вспомнились оторванные рукава косодэ. Вот и спрашивать не пришлось.
Шухей дотянулся до масляной лампы на столе, край одеяла при этом упал на пол, обнажив мускулистые узкие бедра, и Бьякуя задержал взгляд на загорелой коже (а загорает он, наверное, голым, точно дикарь) и отчего-то мурашки снова пробежали вдоль позвоночника, только на этот раз вниз и теплые.. Шухей пальцами погасил фитилек под бумажным абажуром, стало темно, и извилистый столбик дыма поднялся над столом, и по комнате разлился запах масла и горечи от фитилька. Почти запах костра... За окном пролетела ночная птица, тень скользнула по стене. Лунный свет. Дождь, значит, кончился.
Теплые губы коснулись его губ, но тут же тепло исчезло.
― Кучики-тайчо..
Надо принять решение, Бьякуя. Доверишься ему?
Бьякуя положил ладонь ему на предплечье и подступил ближе, наклоняя голову для поцелуя.
Шухей целовался хорошо, настолько хорошо, что Бьякуя очнулся только, когда оказался на футоне с нависшим над ним лейтенантом. Ловкие пальцы разматывали на нем оби ― Хисаги отвлекся от ласк, разглядывая его тело.
― Шухей, ― позвал Бьякуя шепотом. Горячие поцелуи вернулись, ласковый язык прошелся по зубам и нырнул в рот.
― Да, Кучики-тайчо... что мне сделать? ― тоже шепотом, сводящим с ума, ― Что вы хотите? ...как вы это хотите?
Бьякуя, путаясь в словах и задыхаясь, объяснил. Шухей послушно кивнул, и опустил голову в складки юкаты между бедрами. Пока только так. Но Бьякуе хватило и этого для того, чтобы выгибаться под уверенно исследующими его ноги и ягодицы пальцами, хватило горячего рта и тяжелого дыхания в пах, чтобы моментально кончить с едва сдерживаемыми стонами.
Шухей лег рядом и прижался губами к его плечу, не отводя взгляда от расслабленного лица и чуть подрагивающих темных пушистых ресниц.
― Кучики-тайчо, мы можем продолжить?
― Не сейчас... не сегодня.., ― Бьякуя шевельнул губами, не слыша сам себя, ― Дай мне время, Шухей...
Они лежали рядом в тишине, и Бьякуя решил, что лейтенант уже заснул. Луч из окна наискось падал через постель на стену и пол. В мутном свете на щеке Шухея виднелась татуировка ― 69. Шесть и девять ― как номер прошлого и нынешнего отряда. Как символ... чего? любви? Бьякуя осторожно провел по ней пальцем. Шухей открыл глаза и тревожно приподнялся:
― Не нравится?
― Все в порядке... Шесть и девять, так ведь?
Татуировка не жгла и не колола, и не ощущалась как что-то инородное, как он думал, не оставляла грязного следа на пальцах. Он почувствовал, как Шухей улыбнулся, и тогда провел пальцем по теплым шершавым губам и подушечками ощутил, как Шухей беззвучно повторяет за ним ― шесть и девять.
― Никто никогда не догадается, ― выдохнул лейтенант в его ладонь. Бьякуя согласился про себя. Никто не догадается, хотя это постоянно будет у всех на виду. Ведь люди зачастую не видят того, что находится прямо перед глазами. А если и видят, то не верят.
Лучше их тайну и спрятать нельзя.