I wanna make you move because you're standing still (c)
Томомаса и Такамичи
и скромный подарок генералу
название: Ханами*
аффтар: orocchan
аниме: ХаруТоки (Harukanaru toki no naka de - Hachiyoushou)
пейринг: Томомаса/Такамичи
рейтинг: PG
дисклеймер:
*ханами - любование цветами
читать дальшеНочной дождь холодными стрелами сбивал цветки глициний, и веранда перед окнами спальни Такамичи украсилась фиолетовыми гроздьями упавших цветов.
Такамичи поднялся из-за стола, чтобы зажечь еще один светильник. Заодно решил задвинуть сёдзи - из сада тянуло сыростью.
Он часто работал до глубокой ночи, когда все поместье уже давно спало, и даже стражники за воротам засыпали на посту. Впрочем, так работать получалось только в отсутствии генерала Тачибана... Если быть честным, в присутствии генерала работать было просто невозможно. Такамичи не любил запах сакэ и разговоры о женщинах...
К чему он вспомнил о генерале? Он далеко, в Нанива, где-то в горах в походе, и вернется в лучшем случае завтра вечером... Ах да, глицинии. С крыши на веранду накапала вода, и бледно-фиолетовые лепестки размокли и дрожали под ветром в дождевой луже. Генерал Тачибана сложил бы для них стихотворение.
Такамичи не умел писать стихи. Если бы умел - добился бы большего при дворе, вошел бы в круг приближенных к императору, - но Такамичи не интересовался поэзией и не стремился овладеть этим сомнительным искусством. Генералу положено было, чтобы язык был подвешан. Генерал еще и на сямисене умел играть. Обольщать женщин. Заводить друзей.
Завел себе Такамичи.
Могущественный человек хочет иметь связи везде, даже в Императорской канцелярии. Так о них говорили за спиной. Завистников у генерала было немеренное количество.
В эту эпоху никто уже не верил в верную дружбу.
Такамичи вздохнул - "куда катится этот мир?" - осторожно задвинул сёдзи и вернулся к документам на рабочем столе. Было немного жаль опавшие глицинии.
Такамичи подвинул чистый лист, задумался над ним на минуту, потом встал и взял из шкафчика красивую бумагу для личных писем. Лист пах цветами - генерал бы сказал какими.
Он замер над столом с кисточкой в руках, прикрыв глаза, нахмурившись и что-то шепча про себя. Наклонился над листом и набросал витиеватые иероглифы, сам себе изумляясь:
"Цветы вистерии упали будто слезы, и ждут того, кто их осушит теплыми словами, - я также жду тебя, мой друг".
Перечитал, закрыл глаза, выдохнул и наощупь свернул письмо, не желая больше поддаваться слабости. Пусть генерал посмеется над его неуклюжими стихами, когда вернется домой.
Такамичи запечатал письмо, подписал и положил на край стола - утром слуги отнесут адресату. Пора работать. Пробил час Быка.
Письмо в поместье Тачибана но Томомасы доставили на следующий день в час Крысы. Вечером Такамичи получил ответ на лиловой бумаге с легким запахом чая из хризантем.
"Мой друг сердешный, успокой вистерию словами той любви, что я дарю тебе, и вновь, быть может, зацветет она".
Такамичи судорожно поправил на носу очки, нахмурился в сторону веранды и сунул письмо генерала под стопку несрочных документов.
Он сходил в библиотеку после ужина, по пути узнав, что генерала Тачибану срочно отправили в Хейджо. Значит, предстояло еще два дня работы в полную силу.
Отчего-то мысль о работе Такамичи больше не радовала.
Уже под утро он оторвался от документов, снял очки и потер переносицу. Перед глазами плясали строчки иероглифов и очертания предметов расплывались, словно в тумане. Надо ложиться спать.
Такамичи вытянул письмо генерала из-под стопки и вышел на веранду. Слуги расчитили здесь все утром, сметя цветы глициний в траву.
"Это всего лишь стихи", - подумал Такамичи устало. "Но надо написать ответ... Что такого срочного могло произойти в Хейджо?"
Вернулся в комнату, сел за стол и взял кисть.
Утром его разбудил помощник.
В полусне Такамичи успел нарисовать на красивой бумаге свой ответ:
"Небрежною рукой сметены цветы, и я в смятении, что ты исчез внезапно, как и они с порога дома моего".
Он вздохнул, свернул письмо и передал слуге.
Ответ пришел неожиданно скоро - на следующий день после обеда. Видно было, что генерал писал на скорую руку - некоторые иероглифы были сплошной кляксой. Но Такамичи привык разгадывать такие шифровки в канцелярии.
"Я долгом был обязан передать любовь красотке - но не свою; наступит ль мой черед любить?"
Такамичи понимающе закусил губу и спрятал письмо за отворот рабочего хо. Микадо доверяет генералу Тачибане, как никому другому. Поэтому и приходится бравому воину носиться по чужим провинциям за печальными и прекрасными химэ для императорского двора.
Надо было найти тихий уголок и набросать ответ забегавшемуся генералу.
Уголок найти не удалось, да и времени на стихоплетство не дали: весь двор носился как угорелый, готовясь к приему гостей из соседних городов в честь ханами, и неожиданно требовалось переделать кучу дел, до которых в мирное время руки не доходили.
За ужином кто-то, пробегая мимо, сунул в руки Такамичи еще одно письмо от генерала. Такамичи приглашали в поместье Тачибана вечером после работы.
Когда стемнело, снова пошел дождь. Недовольно зашумели придворные - а если вода смоет весь цвет с деревьев сакуры? Кто-то предположил, что дождь наслали они, чтобы испортить весенний праздник. Кто-то даже предложить позвать оммьедзи. Такамичи собрал срочные документы, взял бумажный зонт и молча отправился к поместью генерала, сопровождаемый самураем с факелом.
Служанка проводила его до комнат хозяина. На веранде Такамичи чуть не столкнулся с юношей-послушником в богатой одежде. Они вежливо поклонились друг другу, пожелали приятного вечера и разошлись.
- Такамичи, - по лицу генерала расплылась хитрая улыбка. Он щелкнул золотистым веером и прикрыл улыбку. - Такой талант нельзя прятать! Пойдешь на песенное состязание к микадо?
Такамичи ожидал чего-то в этом духе. Он сдержался:
- Благодарю, генерал, но у меня много работы.
Томомаса сверкнул глазами над веером.
- Я ведь заставлю тебя показаться императору. У тебя есть все - и ум, и просхождение, и трудолюбие, чтобы приглянуться левому министру. Ты можешь сделать себе карьеру - только пожелай.
- Я еще много не знаю, генерал Тачибана-доно, - вежливо отклонил предложение Такамичи. - Я не смог ответить на ваше письмо, к сожалению.
Вошла служанка с чаем и угощениями, поставила поднос на низкий столик, улыбнулась Такамичи и ушла, опустив плетеные занавески, словно закрыв его с генералом в комнате.
- Когда мне ждать твоего ответа? - Томомаса со щелчком сложил веер и удобно расположился на подушке у стола.
- Боюсь, мой талант стихосложения исчерпал себя.
- Ты так холоден со мной, Такамичи. Как поживают твои глицинии?
- Спасибо, неплохо.
Они пили чай под шелест дождя, а под потолком стрекотал сверчок. Томомаса рассказывал про поездку в старую столицу, Такамичи внимательно слушал старшего. Пробил час Собаки. Такамичи поднялся, чтобы идти.
- Уже уходишь? - Томомаса раскрыл веер, обмахнулся им.
- Дела с утра.
- Ты можешь остаться выпить со мной.
- Спасибо за приглашение, генерал, но...
- Да, ты прав. Это был долгий день, - он прикрылся веером, - Ступай. Добрых снов.
Такамичи поклонился и ушел.
Уже дома его настигло письмо, посланное вдогонку:
"Скорее небо выплачет себя, чем я дождусь ответа; может, и не стоит ответа ждать мне от того, кто сам его не знает?"
Такамичи запер письмо в шкатулку вместе с остальными. Несколько минут просто мерял кабинет шагами - от стены к стене. Сел к столу.
"Цветы ответить бы хотели, да не могут; любуйся ими иль сорви, они безмолвны; но к ним придти в любой момент ты можешь, как и сказать им о своей любви".
Он потушил светильник и отправился спать. Не хотелось даже думать о работе.
Ответ пришел нескоро.
"О, пусть ты прав, но ты жесток, играя в умные слова - но думается мне, лишь игра с пером тебе доступна?" (Томомаса)
"Мой благодетель генерал, не вы ль должны были резвиться в этот час на празднике огней и лепестков, среди цветов прекрасных? Откуда столько скуки в этих строках?" (Такамичи)
"Напрасен праздник без прекраснейшего из цветов, которому поведать я могу все радости и все печали; быть может, явится он все же мне... иль он прирос корнями к документам?" (Томомаса, с любовью)
"Да, он прирос, и смею вам напомнить, дыханье вина его может испортить, так, в этот вечер празднуйте, а завтра навестите, чтобы поведать горести и радости любви прелестниц. В который, кстати, раз". (Такамичи, занят)
"О, эта ревность мне ласкает слух. Быть можешь, ты придешь и убедишься, что все не так, как ты предполагаешь. На службе я, а значит не вкусить вина сегодня ночью". (Томомаса, смеясь)
"Как и любви. Слугу хоть пожалейте. Ведь загоняли вы его совсем. И ваши письма некуда сложить, ими забиты все шкатулки. Сжальтесь, милый благодетель!" (Такамичи)
"Сожги." (Томомаса)
"Это не выход. Ведь вы не перестанете мне отправлять." (Такамичи)
"Хм. Я все же выпью с горя". (Томомаса)
"Об этом можно и не говорить - я догадался сам, что так и будет". (Такамичи)
"Я чувствую себя женатым человеком, но при этом не получил я даже поцелуя". (Томомаса, сокрушаясь)
"Хватит издеваться". (Такамичи, очень занят)
"Я умоляю о прощеньи". (Томомаса)
"О прощеньи поговорим мы завтра, добрых снов!" (Такамичи)
"А поцеловать?" (Томомаса)
"Один лишь поцелуй?" (Томомаса)
"Что, даже не ответишь?" (Томомаса)
"Сладких снов, тогда". (Томомаса)
"Если я не высплюсь, ты будешь виноват". (Такамичи)
"Так, ты придешь?" (Томомаса, смеясь)
"Нет!!!" (Такамичи)
конец
когда он говорит, я слышу глас Шнайзеля 
